![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
serebroБаркер взрослеет: Любовь и Смерть всегда были главными темами его произведений, но если раньше он отдавал предпочтение Смерти, то теперь побеждает Любовь. Собственно, это и стало главной идеей одной из последних книг Баркера - "Галили".
В "Галили" уже почти отсутствует некрофилический эпатаж, ставший в свое время главной фишкой Баркера. Более того, мастер словно иронизирует над ранним собой: один из героев предается некрофилии, но с живыми девушками: трупы для него изображают специально обученные проститутки. А через несколько страниц после типичной для Баркера сцены с изображением гниющих ампутированных конечностей, которые грызут собаки, мы читаем: «Да, все эти готические штучки вроде детей призраков и вырытых из земли ампутированных конечностей приятно щекотали нервы, но в описаниях событий, происшедших в доме, автор зашел слишком далеко.»
Нет, смерть по-прежнему присутствует на сцене, но уже не в обличье разложившихся трупов с непременным сопровождением падальщиков, а в виде призраков, пусть и не вполне безобидных. Автора начинает интересовать судьба души, а не тела. Пространство романа заполняют боги, люди и призраки, и в затейливо спутанных Баркером нитях повестования судьбы переплетаются так плотно, что читатель не всегда успевает понять, когда персонаж меняет свое "качество жизни". Боги мало чем отличаются от людей: уж никак не мудростью, а только лишь возможностями, да еще - любовью. "Боюсь, нами правят такие же глупые вещи, как всеми остальными. Мы ничем не лучше тех же Гири. Должны были стать лучше, но не стали. В минуты растерянности мы бываем такими же жалкими и беспомощными, как и они." Собственно, любовь, которую люди испытывают к богам - и есть основа их могущества и их бессмертия. Любовь без расовых, половых, вообще без любых барьеров для Баркера становится условием жизни и противоположностью смерти.
Для своего читателя Баркер разбросал по тексту немало подсказок. Начать хоть с того, что "божественная семейка" носит фамилию Барбароссы (тут вам и "рыжебородый" император, дважды ходивший с крестом в Святую землю, и гитлеровский "дранг нах остен"); а человеческая династия, связанная с ними долгом благодарности, за полтора столетия превратившимся в ненависть зависимости - Гири. Основатель династии присваивает документы на эту фамилию у мертвого янки после того, как заключает соглашение с Барбароссой во время войны между Севером и Югом...
Герой, именем которого названа книга - любимый непокорный сын языческих Бога-Отца и Богини-Матери. Мир людей становится для него ссылкой, куда он несет любовь, словно Иисус в Галилею, и люди рядом с ним "чувствуют, что им есть, ради чего жить". Но, как и Галилео Галилей, главным инструментом познания он выбирает физический опыт; со временем, естественно, "от ненужных побед остается усталость", а проценты по долгу Гири всё растут...
Диалектической противоположностью Галили (в этом романе Баркера вообще хватает диалектики :) становится его сводный брат, от имени которого ведется повествование. Сын Бога и смертной женщины, он, словно к кресту, прикован к инвалидному креслу; в отличие от своей вечно "озабоченной" семейки, он еще и импотент - однако дух его носится повсюду над землей и на расстоянии проникает в души людей. К концу романа он "воскресает": покидает инвалидное кресло, возвращает мужскую мощь и отправляется в мир людей на собственных ногах. В то самое время, когда блудный сын Галили со своей возлюбленной возвращается домой, в тщательно укрытое от людей "семейное гнездо". (Кстати, Христос в романе поминается как герой стихов монашенки, объект ее страстных мечтаний.)
Боги уходят - но они готовы вернуться, если их будут любить. Призраки остаются на земле, если кому-то еще нужны. Но по-настоящему любить, давая другим жизнь, могут только люди. А трупы... ну, что же трупы - пощекотали нервы, и будет, есть темы для размышления и поважнее, усмехается Баркер.
...может, и у Сорокина тоже есть надежда?.. :)))
В "Галили" уже почти отсутствует некрофилический эпатаж, ставший в свое время главной фишкой Баркера. Более того, мастер словно иронизирует над ранним собой: один из героев предается некрофилии, но с живыми девушками: трупы для него изображают специально обученные проститутки. А через несколько страниц после типичной для Баркера сцены с изображением гниющих ампутированных конечностей, которые грызут собаки, мы читаем: «Да, все эти готические штучки вроде детей призраков и вырытых из земли ампутированных конечностей приятно щекотали нервы, но в описаниях событий, происшедших в доме, автор зашел слишком далеко.»
Нет, смерть по-прежнему присутствует на сцене, но уже не в обличье разложившихся трупов с непременным сопровождением падальщиков, а в виде призраков, пусть и не вполне безобидных. Автора начинает интересовать судьба души, а не тела. Пространство романа заполняют боги, люди и призраки, и в затейливо спутанных Баркером нитях повестования судьбы переплетаются так плотно, что читатель не всегда успевает понять, когда персонаж меняет свое "качество жизни". Боги мало чем отличаются от людей: уж никак не мудростью, а только лишь возможностями, да еще - любовью. "Боюсь, нами правят такие же глупые вещи, как всеми остальными. Мы ничем не лучше тех же Гири. Должны были стать лучше, но не стали. В минуты растерянности мы бываем такими же жалкими и беспомощными, как и они." Собственно, любовь, которую люди испытывают к богам - и есть основа их могущества и их бессмертия. Любовь без расовых, половых, вообще без любых барьеров для Баркера становится условием жизни и противоположностью смерти.
Для своего читателя Баркер разбросал по тексту немало подсказок. Начать хоть с того, что "божественная семейка" носит фамилию Барбароссы (тут вам и "рыжебородый" император, дважды ходивший с крестом в Святую землю, и гитлеровский "дранг нах остен"); а человеческая династия, связанная с ними долгом благодарности, за полтора столетия превратившимся в ненависть зависимости - Гири. Основатель династии присваивает документы на эту фамилию у мертвого янки после того, как заключает соглашение с Барбароссой во время войны между Севером и Югом...
Герой, именем которого названа книга - любимый непокорный сын языческих Бога-Отца и Богини-Матери. Мир людей становится для него ссылкой, куда он несет любовь, словно Иисус в Галилею, и люди рядом с ним "чувствуют, что им есть, ради чего жить". Но, как и Галилео Галилей, главным инструментом познания он выбирает физический опыт; со временем, естественно, "от ненужных побед остается усталость", а проценты по долгу Гири всё растут...
Диалектической противоположностью Галили (в этом романе Баркера вообще хватает диалектики :) становится его сводный брат, от имени которого ведется повествование. Сын Бога и смертной женщины, он, словно к кресту, прикован к инвалидному креслу; в отличие от своей вечно "озабоченной" семейки, он еще и импотент - однако дух его носится повсюду над землей и на расстоянии проникает в души людей. К концу романа он "воскресает": покидает инвалидное кресло, возвращает мужскую мощь и отправляется в мир людей на собственных ногах. В то самое время, когда блудный сын Галили со своей возлюбленной возвращается домой, в тщательно укрытое от людей "семейное гнездо". (Кстати, Христос в романе поминается как герой стихов монашенки, объект ее страстных мечтаний.)
Боги уходят - но они готовы вернуться, если их будут любить. Призраки остаются на земле, если кому-то еще нужны. Но по-настоящему любить, давая другим жизнь, могут только люди. А трупы... ну, что же трупы - пощекотали нервы, и будет, есть темы для размышления и поважнее, усмехается Баркер.
...может, и у Сорокина тоже есть надежда?.. :)))
